Обратная сторона луны (джен)

В Аврорате тоже царило праздничное настроение. По случаю завершения масштабного дела Поттер планировал объявить об официальном вступлении в должности Кута и Вейси сразу, но затем, рассудив, что подобное назначение повлечёт за собой вечеринку, а проще говоря — грандиозную пьянку, Гарри решил, что делать это в четверг вечером — фактически своими руками сорвать последний рабочий день на этой неделе. Поэтому приказ он подписал, но оглашение решил отложить на завтра — и заранее предупредить Джинни о том, что вернётся домой глубоко за полночь и не слишком трезвым.

Впрочем, и Вейси, и Кут всё равно отправились праздновать — правда, по отдельности. Ричи Кут, наспех закончив дела, поспешил к своей девушке. Он давно планировал вытащить Мишель в кино, но последние недели выдались настолько напряжёнными, что о чём-то подобном можно было только мечтать — но сегодня они могли, наконец, сходить на какой-нибудь новый фильм, а потом просто погулять по вечернему Лондону и посидеть в каком-нибудь приятном местечке за ужином, никуда не торопясь. За главного он привычно уже оставил Джона Долиша, размышляя о том, что если когда-нибудь получит назначение на место руководителя отдела, ему понадобится заместитель, и почему бы не назначить на это место его. Поттер Долиша недолюбливает, конечно, но, с другой стороны, мало ли, кого там любит или не любит Поттер, работать-то с ним предстоит ему.

Леопольд Вейси запланировал для себя иную программу. Сегодня в «Спинни» пела леди Элейн — и как хорошо было бы послушать её за ужином, а затем продолжить приятный вечер уже иначе. Однако вечер начался не совсем так, как ему хотелось: Мадам сообщила ему, что у Идэссы сейчас перерыв, и Мадам может либо порекомендовать ему другую, либо он может подождать и начать ужинать в одиночестве — а после девяти вечера Идэсса к нему присоединится. Времени было уже почти восемь, другую Вейси не захотел, и потому, удобно устроившись в одном из кабинетов, неспешно и с удовольствием ужинал, наслаждаясь низким бархатным голосом прекрасной певицы. Как и многие мужчины в зале, он был заворожён плавно двигающейся в такт музыке фигурой на залитой светом сцене, лучи волшебных софитов заставляли её пышные светлые локоны мерцать, подобно отражению луны в вечно танцующем море. Леди Элейн казалась похожей то ли на вейлу, то ли на ту странную германскую родственницу русалок, чьё пение и красота заставляли маггловские экипажи направлять корабли прямо на острые скалы — если Вейси правильно помнил, самую прекрасную из них звали Лорелеей.

К моменту, когда Идэсса к нему присоединилась, Вейси совсем размяк от «Пиммса», который он предпочитал всем остальным алкогольным напиткам, хотя и никогда не признавался в этом коллегам, обычно на совместных вечеринках весьма умеренно употребляя нелюбимый огневиски или обычный джин. Здесь же стесняться ему было некого — не Идэссу же, в самом деле — и Вейси наслаждался вкусом и мягким, лёгким опьянением, который дарил этот сладкий напиток.

— Что ты ешь и что пьёшь? — спросил он Идэссу, подзывая симпатичную официантку в коротенькой облегающей мантии, под которой наверняка больше ничего не было. Идэсса улыбнулась и, бросив взгляд на содержимое его стакана, спросила:

— А ты?

— Я сегодня пью «Пиммс», — ответил он, тоже ей улыбнувшись.

— Тогда я тоже буду его, — кивнула она официантке и, переведя взгляд на Вейси, кокетливо попросила: — Закажешь мне ужин? Я голодная…

— Всё, что хочешь, — разрешил он. Ему всегда нравилось быть щедрым — вот только позволить себе подобное он мог не так часто. Но сегодня он разрешил себе забыть о деньгах, и это тоже весьма поднимало ему настроение.

Сделав заказ, Идэсса мягко улыбнулась Вейси и, повинуясь его жесту, пересела на его диванчик и с видимым удовольствием позволила ему себя обнять. Она молчала — и какое-то время они просто слушали леди Элейн, а Вейси перебирал пальцы Идэссы и гладил тыльную сторону её рук, а когда ей принесли ужин, сам начал её кормить. Ему всегда хотелось сделать это, но до сих пор всё как-то не складывалось, и он в какой-то момент так увлёкся, отрезая маленькие кусочки от сочного стейка и поджаренной на гриле спаржи и макая их в соус до того, как отправить их Идэссе в рот, что даже пропустил тот момент, когда музыка стихла и под оглушительные аплодисменты леди Элейн покинула сцену. Но ему было всё равно — в какой-то момент, не удержавшись, и поддавшись странной идее, которую он вряд ли стал бы осуществлять на трезвую голову, Вейси нарезал оставшееся мясо и, отложив приборы, взял один из кусочков пальцами и, макнув угощение в соус, вложил его в приоткрытые губы Идэссы. Она улыбнулась и легонько прихватила ими кончики его пальцев, и от этого прикосновения по его телу побежали мурашки. Он, задышав чуть сильнее, задёрнул портьеру, и взял следующий кусочек мяса.

…Она была даже слишком идеальной: Идэсса улыбалась ровно так и тогда, когда это представлялось ему правильным и уместным, и ела, на его взгляд, невероятно красиво, и так чудесно придерживала на секунду губами кончики его пальцев… а главное — она не болтала. Просто молчала — легко и естественно, и при этом казалась внимательной и даже искренней, хотя последнее, Вейси это прекрасно знал, никак не могло соответствовать действительности. Но думать об этом он не хотел — какая, в конце концов, разница, как оно там на самом деле, когда здесь и сейчас всё выглядит так, как выглядит?

— Сядь ко мне, — позвал он, коснувшись ладонью своих колен. Она села, и он в очередной раз поразился её интуиции, потому что она села именно так, как ему сейчас и хотелось: не верхом, а просто боком. Они молча пили «Пиммс» и ели клубнику — мелкую, сладкую, первую в этом сезоне. Когда Идэсса начала тихонько гладить его затылок, Вейси даже не заметил, и только, когда тяжесть, которую он ощущал после длинного рабочего дня, прошла, понял, насколько же она ему мешала. Он прикрыл глаза и, кивнув, устроил свой подбородок на плече сидящей у него на коленях женщины. Её пальцы задвигались чуть сильнее, и Леопольд, едва только не мурлыча от удовольствия, медленно провёл ладонью по груди Идэссы, запустив пальцы под её лёгкую золотистую мантию. Ему почему-то совершенно не хотелось домой, хотя обычно Вейси был весьма традиционен в выборе места для ласк, предпочитая всем прочим собственную постель. Но останавливаться и, тем более, двигаться куда-либо с места ему совсем не хотелось — и он продолжал ласкать её грудь, улыбаясь движению её пальцев на своей голове.

Потом они целовались — долго и тоже очень неспешно, и вид Идэссы, сидящей у него на коленях в расстёгнутой уже мантии, под которой было такое же золотистое полупрозрачное кружевное бельё, совсем вскружил Вейси голову. Они так и остались здесь, в кабинете, и в какой-то момент Леопольд развернул Идэссу к себе лицом — и зачем-то заглянул ей в глаза. Она почти сразу прикрыла их и заулыбалась, но было поздно — он взял её лицо в ладони, вновь поймал её взгляд, теперь уже безмятежный и соблазняющий, спросил требовательно и ласково:

— Тебя кто-то обидел?

— Нет, — покачала она головой, улыбнувшись слегка удивлённо, — нет, что ты? — но он успел заметить в глубине её глаз тень, призрак страха. И понял причину: все девушки подписывали магический контракт, запрещающий им разглашать какие-либо сведения о клиентах без их личного и однозначного разрешения.

— Не бойся, — сказал он негромко, разглядывая, словно впервые, её мягкое гармоничное лицо. — Я же знаю про контракт. И не хочу тебе зла. Я просто вижу, что ты расстроена.

— Нет, — снова возразила она, и на сей раз он увидел в её больших зелёных глазах тревогу — и обругал себя. А потом усмехнулся. Ну не умеет он вести с женщинами подобные разговоры вне службы — никогда не умел, да и учиться этому ему никогда не хотелось. Хотя вот конкретно сейчас он хотел бы это уметь.

— Не бойся, — повторил он, проводя левой ладонью по её волосам. — Ты же человек… каждый может быть иногда печальным, — он улыбнулся ей и коснулся подушечкой указательного пальца её губ. — Иди ко мне, — он привлёк Идэссу к себе и обнял, продолжая тихо гладить по волосам и спине. — Посиди так со мной. Просто посиди. Не надо ничего мне рассказывать.

Она замерла, уткнувшись носом в его левую ключицу и дыша так тихо, что он только чувствовал, но не слышал её дыхание. Леопольд продолжал гладить Идэссу по голове и плечам, сам удивляясь своему неожиданному желанию утешить её: чем-чем, а сентиментальностью он никогда в жизни не отличался. Возможно, ему хотелось таким вот образом отблагодарить её за те две ночи, когда ему было так скверно, а она непонятно с чего сидела с ним, держала его за плечи и вообще…

Что вообще, он думать не стал — воспоминание было не из приятных, так зачем было портить настроение и вечер? Идэсса совсем затихла, и Леопольд понял вдруг, что она просто уснула. Это почему-то невероятно тронуло его, и он замер, не желая её будить и уже жалея о том, что не увёл её раньше к себе. «Пиммс» ещё не выветрился из его головы, и мир вокруг словно слегка качался, убаюкивая и успокаивая его, и Вейси незаметно и сам задремал, пригревшись и устало уронив руки Идэссе на талию.

Он проснулся минут через сорок — протрезвевший, с затёкшими ногами, но почему-то в замечательном настроении. Посидел, слегка разминая ноги и руки, потом тихо, чтобы не напугать, позвал:

— Ида.

Она проснулась сразу, в который раз удивив его своей способностью делать это не вздрогнув и даже, кажется, не переменив ритма дыхания — просто подняла голову и отодвинулась немного назад, и он с улыбкой увидел на её лице отпечаток воротника своей мантии.

— Прости, — проговорила она, впрочем, совсем не испуганно.

— Я сам заснул, — признал он, засмеявшись. — Идём домой. Ко мне домой, — почему-то уточнил он.

Она легко встала с его колен, и он, поднимаясь, потёр затёкшие ноги и опять рассмеялся.

— С тобой хорошо, — ласково сказал он, погладив её по щеке с красными полосами на ней. — Или хочешь чего-то ещё? — спросил он, кивая на стол. Она покачала головой, и Вейси, открыв неприметную коричневую книжечку, в которой отображался счёт за ужин, оставил на столе несколько серебряных монет и, взяв Идэссу за руку, увёл её из кабинета через потайную дверь.

Вейси так не хотелось нарушать неожиданную теплоту этого вечера, что, едва оказавшись дома, он даже не пошёл в душ, а, сразу раздевшись и кивком велев Идэссе последовать его примеру, отправился с ней в постель.

— Хочешь, просто поспим, — предложил он, заключая её в объятья и осторожно касаясь её мягких губ — и буквально с секундным опозданием остро жалея об этом, потому что, на самом-то деле, ему совершенно не хотелось сейчас целоваться. Но она ответила ему таким же лёгким прикосновением, а потом вдруг погладила его по щеке подушечками своих ухоженных пальцев. — Не знаю, как, что и почему ты так делаешь, — шепнул он, — но продолжай, пожалуйста.

Она улыбнулась, и, он скорее почувствовал, чем увидел это в наполнявшей комнату темноте, снова коснулась его щеки пальцами. Её прикосновения были лёгкими и казались наполненными нежностью, но не возбуждающей, а тихой и успокаивающей, и он с наслаждением поддался ей и незаметно заснул, продолжая непривычно для себя счастливо улыбаться.